Вон Кью Кит
ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ДЗЭН
|
Глава 15
ПОСТИЖЕНИЕ ДЗЭН В ИСКУССТВЕ И КУЛЬТУРЕ Космическое измерение в воинских искусствах и поэзии
Дзэн в повседневной жизни и кyльтyре Шаолиньские кyнг-фy и тай-цзи цюань Вы сами, вероятно, неоднократно сталкивались с дзэн, даже не подозревая об этом. ДЗЭН В ПОВСЕДНЕВНОЙ ЖИЗНИ И КУЛЬТУРЕ
Влияние дзэн на нашу повседневную жизнь довольно обширно, хотя зачастую оно столь неуловимо, что большинство людей, возможно, не осознают этого. Все великие открытия и изобретения в искусстве, науке и философии совершались под воздействием дзэн, выражающегося в данном случае глубоким медитативным состоянием сознания, отличным от его обычного состояния. К примеру, когда Микеланджело создавал свои творения, когда Крик и Уотсон мысленно представляли двойную спираль ДНК или когда Платон писал свой труд "Государство", их сознание контактировало с космической реальностью в том состоянии, которое описывается как дзэн. Даже обычные люди сталкиваются с проявлениями дзэн разных уровней, к примеру, когда студент забывает обо всем, готовясь на экзамене к ответу, когда биржевой маклер продает и покупает среди той толчеи, которая сопровождает совершение сделок, или когда исполнитель демонстрирует сложную технику в своем концерте. Вы сами, вероятно, неоднократно сталкивались с дзэн, даже не подозревая об этом. Когда вы наслаждаетесь едой, поглощены своим хобби, с головой уходите в работу, восхищаетесь закатом солнца, захвачены музыкой, тронуты волнующей сценой, переживаете красоты природы или испытываете глубокую связь с Богом, вы находитесь в состоянии дзэн. Для многих восточных обществ дзэн стал неотъемлемой частью их культуры. Когда японские производители делают упор на доступность и эффективность своей продукции или когда вьетнамские крестьяне всем сердцем привязываются к своим рисовым полям и неутомимым буйволам, все они по-разному, часто бессознательно, выражают саму роль и влияние дзэн на их мировосприятие. В некоторых случаях воздействие дзэн более заметно, хотя многие по-прежнему могут не осознавать этого. Всякий, кто знаком с современным китайским языком -иначе байхуавэнь (разговорный язык), и с классическим — иначе вэньяньвэнь (литературный, письменный язык), может поведать о разнице между этими видами одного и того же языка. Современный китайский язык, с его простым, непосредственным стилем выражения, развился из гунъаней, или публичных записей дзэнских историй. Сегодня, когда мы говорим о китайской живописи, многие имеют в виду китайскую акварельную живопись "горы и потока" (иначе пейзажную), но это лишь один из многочисленных жанров китайской живописи Он также порожден влиянием [учения] дзэн. Преподобный Цзиньмин говорит: Поскольку дзэн наделен трансцендентальным сознанием, зеленые просторы гор и чистота потоков легко сливаются с дзэн в одно целое; в живописи "горы и потока" просматривается иной мир, так что сам дух живописи и существо дзэн суть одно и то же. Влияние дзэн на эти культурные формы и сами плоды этой культуры, на мгновения космических прозрений, приводящих к необычным творениям, как и на неуловимые проявления дзэн в нашей повседневной жизни слишком сложно и многогранно, чтобы обсуждать в данной главе; сама проблема затронута здесь мельком, чтобы показать воздействие дзэн на все стороны нашей жизни, даже на тех, кто, возможно, и не слышал о таком понятии, как "дзэн". Те виды искусства, где влияние дзэн более непосредственное и ощутимое, весьма разнообразны: сюда входят воинские искусства, живопись, литература, архитектура, интерьер жилища, аранжировка цветов, японский театр масок Но и чайная церемония. Стоит заметить, что, хотя некоторые из этих искусств могут использоваться как вспомогательные, а иногда даже как и основные средства достижения пробуждения дзэн, такая цель не является первоочередной для практикующих эти виды искусства, также сами эти искусства, за некоторым исключением, адепты дзэн могут использовать в своей духовной практике по их прямому назначению. К примеру, знаменитая техника письма "одной линией, единой чертой" [кит. и би хуа] в китайской живописи (еще один жанр, испытавший большое влияние со стороны дзэн) и японская чайная церемония — все пропитаны [идеями] дзэн, но художники или любители чая, даже если они дзэнские монахи, в общем-то, не рассматривают рисование либо чаепитие частью своей практики дзэн. Можно сказать, что влияние дзэн проявлялось в философском,
жизненном и духовном планах. К примеру, становление неоконфуцианской
литературы в значительной мере определялось философией дзэн, поведение
самурая — жизненным подходом дзэн, а фабула пьесы Но — духом дзэн.
Такое тройное разделение произвольно: эти стороны дзэн не только часто
накладываются друг на друга, но порой бывает трудно выделить одну из
них, не упомянув другую. И все же, прибегнув к такому условному
делению, мы сможем разобраться в некоторых весьма противоречивых
проблемах. К примеру, часто задаются вопросом, как это вообще можно
говорить о том, что поведение самурая, чья единственная цель состояла
в том, чтобы без всяких колебаний убить врага своего господина
(сюзерена), во многом определялось влиянием [учения] дзэн, где
категорически отвергается убийство. Ответ состоит в том, что самурай
руководствовался самим подходом дзэн к непосредственности и
эффективности действий, а не его философией, выступающей против
лишения жизни [кого бы то ни было].
ШАОЛИНЬСКИЕ КУНГ-ФУ И ТАЙ-ЦЗИ ЦЮАНЬ
Своей историей, равно как и методологией, наиболее тесно связаны с дзэн шаолиньское кунг-фу и шаолиньский цигун. Действительно, кунг-фу (китайские воинские искусства), цигун (искусство [владения внутренней] энергией) и [учение] дзэн являются тремя сокровищами монастыря Шаолинь. Когда Бодхидхарма стал наставлять монахов [учению] дзэн, он увидел, что они слишком слабы для занятий медитацией. Тогда он научил их двум комплексам упражнений, известным как "движения рук восемнадцати архатов" и "перемены в сухожилиях", которые позднее развились соответственно в шаолиньское кунг-фу и шаолиньский цигун. Занятия этими двумя видами искусств являются фактически подготовкой для [дальнейшей практики] дзэн, ведущей к духовному пробуждению и просветлению; поэтому они были упомянуты выше как те исключения, которые можно было непосредственно использовать для целей практики дзэн. Однако и шаолиньское кунг-фу, и шаолиньский цигун в своем развитии достигли такого уровня и проявили такую эффективность при выполнении иных задач, что большинство людей считают их независимыми от дзэн или даже вовсе не связанными с ним. И действительно, даже среди современных наставников шаолиньских кунг-фу и цигун немногие осведомлены о кровных узах, связывающих эти три шаолиньских искусства, или о том, что исходной первоначальной целью шаолиньских кунгфу и цигун было не усовершенствование бойцовских навыков или улучшение самочувствия, а укрепление физического, эмоционального и духовного состояния шаолиньских монахов для того, чтобы у них появилось больше возможностей обрести духовное совершенство. Стоит напомнить, что Бодхидхарма, которого как последователи кунг-фу и цигун, так и адепты дзэн считают Первым патриархом, являлся бодхисатвой, чья миссия в Шаолиньском монастыре состояла в помощи людям не просто стать хорошими бойцами, обрести хорошее здоровье, а достигнуть высшей цели, к которой может только стремиться человечество, — актуализации (воплощения) их космической реальности. Шаолиньские кунг-фу и цигун подробнее будут рассмотрены в отдельных главах. Тай-цзи кунг-фу и тай-цзи цигун тесно связаны с шаолиньскими кунг-фу и цигун в том, что касается [учения] дзэн, хотя многие из тех, кто практикуют эти две дисциплины, могут удивиться, а некоторые даже не согласиться. Тай-цзи кунг-фу и тай-цзи цигун обычно практиковались совместно, именуясь тай-цзи цюань, хотя в настоящее время большинство людей практикуют лишь внешнюю форму тай-цзи цюань, пренебрегая аспектами и кунг-фу, и цигун. Иными словами, многие сегодня просто выполняют движения тай-цзи, не зная при этом, как их можно использовать для борьбы либо развития внутренних сил. Традиционно тай-цзи цюань считается даосской школой военно-прикладного (кит. ушу, яп. будзюцу) искусства. Каким же образом эту школу можно связать с дзэн, обычно ассоциируемым с буддизмом? Ответ получается двоякий. Во-первых, дзэн используется здесь как синоним прозрения (проблеска) или даже актуализации космической реальности (см. главу 1), а не означает дзэн-буддизм как таковой. Во-вторых, дзэн-буддизм — хоть и именуется буддизмом — преодолел религиозные ограничения! Приверженец любой религии может практиковать с выгодой для себя дзэн-буддизм, и это не скажется неблагоприятно на его религиозных верованиях. Так что даже когда мы подразумеваем под понятием дзэн религию дзэн-буддизма, то в этом случае в тай-цзи цюань есть кое-что от дзэн. Действительно, два толкования дзэн сходны между собой; кажущиеся несообразности вызваны неспособностью самого языка выразить вкладываемое [в слово] значение ясно и точно. Каким же образом система тай-цзи цюань связана с дзэн? Если касаться шаолиньского кунг-фу, то пролить свет здесь поможет экскурс в историю данной дисциплины. Система тай-цзи цюань была разработана даосским наставником Чжан Саньфэном в конце Сунской династии в Китае. Чжан Саньфэн обучался в Шаолине, был сведущ в шаолиньских кунг-фу и цигун и в дзэнбуддизме, хотя сам был даосом. Он уединился на горе Удан для продолжения своей даосской практики, где и модифицировал шаолиньские кунг-фу и цигун, создав уданские варианты кунг-фу и цигун, которые вместе с даосской практикой медитации и составили разновидность ушу, известную как "уданское направление". Позже, в Цунскую эпоху (1644–1911), уданское ушу было переименовано в тай-цзи цюань бывшим генералом, ставшим отшельником, высокоученым мужем Чэнь Вантином. Как и Бодхидхарма, Чжан Саньфэн был великим наставником; созданное им [воинское] искусство предназначалось не для силового решения возникающих в миру склок, а для обретения дао, что на языке буддизма равносильно дзэн. Философия тай-цзи цюань основывается на принципе инь-ян. Согласие инь и ян образует Тай-цзи (Великий предел), известный также как космос, Высшая Реальность, Бог, Брахман, Татхагата и дзэн. В конечном счете, практика тай-цзи цюань ведет к достижению самого Тай-цзи. Удивляло ли вас когда-нибудь, что сами движения в тай-цзи цюань медленные, плавные, грациозные? Это связано с тем, что подобными движениями лучше всего возбуждать энергетический ток и приводить в согласие тело, дыхание и разум. Этот динамический аспект (иначе ян) тай-цзи цюань дополняется успокаивающим аспектом (иначе инь), достигаемым медитацией, именуемой цзинцзо, или "молчаливое сидение", что в практике дзэн соответствует дзадзэн [сидячей медитации]. Когда тело, дыхание и разум практикующего тай-цзи цюань находятся в гармонии друг с другом, образуя одно органичное целое, и более не обособлены друг от друга, он погружает себя как единое целое в органичное целое космоса. Таким образом, он обретает дао, являющееся актуализацией (воплощением) космической реальности, где исчезает феноменальное различие между самим практикующим и окружением, между познающим и познаваемым. Поэтому тай-цзи цюань является тем видом [прикладного] искусства, который можно непосредственно использовать для практики дзэн, более известной как практикование (культивирование) дао. Однако большинство современных сторонников тай-цзи цюань, включая и инструкторов тай-цзи цюань, не учитывают этот духовный аспект (но не религиозный) и практикуют тайцзи цюань ради оздоровительных целей. Философия и практический подход, как и дух тай-цзи цюань, сходны
с теми же позициями дзэн, особенно дзэн, практикуемого шаолиньской
традицией. И все же затруднительно сказать, в какой степени, если
вообще такое имело место, дзэн-буддизм (а не просто дзэн в смысле
постижения космической реальности) повлиял на тай-цзи цюань. Философия
инь-ян, практика цзин-цзо и дух обретения дао были присущи даосизму
задолго до появления дзэн-буддизма в Китае. Но, несомненно,
шаолиньские искусства напрямую и в значительной степени повлияли на
тай-цзи цюань; прежде всего, система тай-цзи цюань вышла из стен
Шаолиня. Однако, если шаолиньские корни тай-цзи цюань задевают
патриотические чувства некоторых последователей этой дисциплины, они
могут утешиться мыслью о том, что, по-моему мнению, поскольку само
шаолиньское кунг-фу столь далеко отошло от своих исходных задач — о
которых, похоже, забыли и многие шаолиньские наставники, — для
большинства людей тай-цзи цюань представляется более действенным по
сравнению с шаолиньским кунг-фу средством обретения опыта пробуждения
дзэн.
ДЗЭН И ИСКУССТВА БУСИДО
Любопытно сравнить влияние дзэн на шаолиньские кунг-фу и тай-цзи цюань с его влиянием на бусидо, иначе — японский путь воина [рыцаря]. Тесные отношения между дзэн и японским военным сословием — самураями — стали завязываться сразу после того, как Эйсай познакомил Японию с дзэн толка Риндзай. Существует японская поговорка о том, что [школа] Тэндай — для императорского дома, [школа] Сингон — для аристократии, [школа] дзэн — для военного сословия, а [школа] Дзёдо — для простолюдинов. Самураи оказались привержены [идеям] дзэн, так как на то были веские причины. Проповедуемые дзэн принципы прямоты, простоты и эффективности [в практических действиях] развивали те качества, которые были особо необходимы самураю в бою. Учение дзэн об отрешенности от жизни и смерти укрепляло его решимость и бесстрашие в противостоянии со смертельным врагом. Упор дзэн на интуицию, опыт и, безразличие к умозрительным суждениям отвечало потребностям самурая как воина [рыцаря]. Медитация дзэн позволяла самураю не только расслабиться (умение, столь необходимое в его полной напряжения жизни), но и освежить свой ум и действовать интуитивно (умение, чрезвычайно важное в условиях боя). Поэтому современные воинские искусства, такие, как джиу-джитсу (дзюдзюцу), кэндо, дзюдо и каратэ, вышедшие из классического бусидо, также высоко ценят дзэн. Дзадзэн составляет важную часть тренировочного процесса в этих воинских искусствах и особенно полезен в сдерживании агрессивного начала, которое невольно развивается в такого рода дисциплинах, как кэндо, и каратэ. И все же между японскими и китайскими воинскими искусствами шаолиньского кунг-фу и тай-цзи цюань имеется коренное, хоть и едва уловимое, различие. Последние два прекрасно подходят для боя, но они изначально развивались как средства, подкрепляющие собой практику дзэн; тогда как практика дзэн изначально использовалась для подкрепления самого бусидо, являющегося истоком японских воинских искусств. Иными словами, в японских воинских искусствах связь с дзэн носит обратный характер. Шаолиньский ученик, к примеру, в своем развитии идет от кунг-фу к дзэн; тогда как каратэка [каратист] — от дзэн к своему боевому искусству. Шаолиньский ученик начинает с кунг-фу, но на высшей ступени [обучения] он отбрасывает это боевое искусство и [стремится] обрести духовное просветление. Каратэка начинает с каратэ и на высшей стадии [обучения] использует дзэн для совершенствования навыков воинского искусства, чтобы в конечном счете стать прекрасным борцом. Различие, однако, столь неуловимо, что многие мастера воинских искусств сами, возможно, его не ощущают, особенно когда упускают из виду то обстоятельство, что изначально шаолиньское кунг-фу и тайцзи цюань замышлялись в помощь тем, кто искал путь к духовному просветлению. Вот по этой причине многие мастера шаолиньского ушу и тай-цзи цюань используют дзэн в своих дисциплинах для совершенствования боевых навыков и укрепления здоровья, пренебрегая духовной стороной [дзэн]. В этой связи следует отметить, что в книге "Дзэн в искусстве стрельбы из лука" Юджин Хэрригэл считает свое искусство духовным, а не воинским видом занятий. Конечная цель его наставника Кэндзо Авы заключалась не только в том, чтобы просто подготовить умелого лучника, но и в том, чтобы помочь своему воспитаннику постичь Великое Учение, каковым является дзэн, иначе — воплощение космической реальности. Действительно, как мне представляется, описание Хэрригэлом его занятий стрельбой из лука окажется более полезным непосвященному читателю, чем многие современные англоязычные книги по дзэн. Если в этих книгах (включая и книги некоторых наставников дзэн) пишут о дзэн языком, непонятным непосвященному читателю, либо повторяют прописные истины, которые не могут напрямую помочь такому читателю в его практике дзэн, то книга Хэрригэла предлагает конкретный путь продвижения к дзэн. Однако, к сожалению, в данной книге нет явного свидетельства
того, что сам автор постиг смысл или значение искомого им дзэн, или
того, что он в итоге испытал пробуждение. Да, он изменился, но это не
значит, что он стал пробужденным или просветленным человеком. То, что
он так и не пробудился, явствует из следующих его утверждений: "Когда
я спросил у наставника, как мы сможем двигаться дальше без его
участия..." и когда тот ответил: "Возможно, вы еще не осознали
этого..." Если бы он достиг пробуждения, у него не возникло бы никаких
сомнений относительно природы космической реальности и того, как ему
следует продолжать свою практику, чтобы обрести просветление. Но,
поскольку он не уверен в предмете своих поисков, даже если бы он
продолжал ревностно овладевать искусством стрельбы из лука и стал бы
искусным лучником, ему пришлось бы потратить еще много времени, чтобы
достичь пробуждения дзэн — если это ему вообще удалось бы. Он бы
значительно быстрее испытал, что такое дзэн, если бы вначале постиг
его смысл.
ДЗЭН В НЕОКОНФУЦИАНСТВЕ
Возможно, некоторых удивит, что дзэн занимает достойное место во многих воинских искусствах. В китайской культуре идеальная личность — это и есть прекрасный образец умелого воина и ученого мужа. Многих еще более удивит известие о том, что сам Конфуций был не только великим мудрецом, но и искусным лучником и наездником. Многие шаолиньские монахи, сведущие в воинских искусствах, были также большими поэтами и художниками. Являясь существенной частью шаолиньского кунг-фу и тай-цзи цюань, двух наиболее известных китайских воинских искусств, дзэн также существенно повлиял на становление неоконфуцианства в Сунскую эпоху. Любопытно отметить, что великие поэты эпохи Тан, такие, как Бо Цзюй-И (772—846), Ван Вэй (701—761) и Мэн Хаожань (689—740). и фактически все великие поэты-ученые, способствовавшие возрождению конфуцианства в эпоху Сун, такие, как Оуян Сю [1007–1072], Ван Ань-Ши (1021–1086), Су Дунпо [Су Ши, 1036-1101], Лу Ю (1125–1210) и Чжи Си (1130–1200), изучали дзэн. Некоторые из них взяли за правило проводить определенное время в году в дзэнских монастырях, практикуя там дзэн. В следующих строках танский поэт Ван Вэй, который был близким другом наставника дзэн Ма-цзу, фактически описывает философию дзэн: Пока замутнены [неведением] мысли, Довлеть будет бренное тело. Но это лишь обман согбенных ношею чувств; Но где отыскать истинное "я"? Согласно буддийской философии, личность [санскр. пудгала] является носителем пяти бренных [нош] скандх: образа (формы), энергии, сознания, ощущения, идеи [т. е. предметов мышления]. Эти пять нош — которые мы обычно и принимаем за личность — в действительности лишь иллюзия, но не истинное "я" самой личности. Цель дзэн — постижение истинного "я", которое фактически и есть природа Будды. В период Сунской династии дзэн как средство медитации занимал столь существенное место в повседневной практике конфуцианских ученых мужей, что совет Чжу Си "проводить полдня в медитации, а вторую половину — в занятиях" стал для всех непреложным правилом, конфуцианской аксиомой. Стихотворение "Не-деяние" великого сунского реформатора Ван Ань-Ши (1021–1086) читается как чаньский гунъань: В не-деянии совершаем благие дела; Неведением порожден круговорот явлений. Всякое существо рождается, живет и умирает; Все наши представления порождаются мыслями. Если же сумеешь освободиться от привязанностей, То и не придется рядиться в одежды монаха. Философия дзэн относительно космической реальности, где форма есть пустота, а пустота есть форма, также существенно повлияла на конфуцианских философов и сциентистов (иначе — рационалистов). Положение конфуцианской философии о том, что миропорядок можно объяснить посредством двух основополагающих понятий "ци" (энергия) и "ли" (принцип), вытекает из представлений буддийской философии о пустоте и форме. Лу Сяншань (1139–1193) говорил: "Космос — это мой разум: мой разум — это космос". Конфуцианские философы и рационалисты не просто размышляли о
природе космоса. Через практику дзэнской медитации и изучение даосской
мысли им открылись удивительные вещи, которые не были известны
современной науке даже по прошествии многих столетий. К примеру, Чжоу
Дуньи (1017–1073), которого часто называют отцом конфуцианской
натурфилософии (рhysics), при описании структуры космоса прибегал к
даосскому понятию "Тай-цзи" (Великий предел) в том смысле, который
современные ученые трактовали бы как слияние и распад энергии и
материи. Его современник, Шао Юн (1011–1077), описывал субатомный
мир, используя даосское понятие багуа в том смысле, как это делают
сейчас применительно к вычислительной технике и структуре ДНК.
ХОККУ И АНГЛИЙСКАЯ ПОЭЗИЯ
Из многочисленных жанров японской литературы ближе всего к философии, [практическому] подходу и духу дзэн стоит жанр хокку. Хокку представляет собой 17-сложное трехстишие (5+7+5), часто с цезурой (словоразделом) после второго стиха. Ниже дан пример хокку, написанного Басё (1643–1693), которого считают основателем самого жанра хокку: Фуру икэ я Кавадзу тобикому Мидзу-но ото. Перевод звучит примерно так: Ах, старый пруд! Прыгнула в воду лягушка. Всплеск в тишине. Хотя в переводе на любой язык стихотворение теряет многое из своей первоначальной красоты, к счастью, в самом переводе сохранилось то, что позволяет нам увидеть, каким образом само хокку связано с дзэн. Прежде всего бросается в глаза простота, безыскусность содержания. Читатели, знакомые с религиозной поэзией Джона Донна [1572–1631], Джорджа Херберта [1593–1633] или классической поэзией Джона Мильтона [1608-1674], могут удивиться: что общего с дзэн-буддизмом имеет прыгнувшая с шумом в старый пруд лягушка? Тесную связь между дзэн и хокку можно истолковать следующим образом. Вышеприведенное хокку подобно дзэн просто, непосредственно и действенно. Оно не нуждается, например, в том, чтобы разбирать сложность человеческих слабостей или велеречивость греческих богов, что имеет место в английской религиозной или классической поэзии, дабы действенно передать красоту и очарование Высшей Реальности. То, что стремится передать поэт, не ограничивается простым сообщением о нашем бренном мире. В его намерения также не входит изображение умственных размышлений или философских рассуждений. Для такого случая поэт скорее всего выбрал бы жанр прозы, чем 17-сложное хокку. Если Басё и стремится что-то передать, так это свой опыт — вдохновенное прозрение космической реальности; и такой опыт вмещает в себя как глубокое чувство, так и проникновение в космическую истину. Чувства здесь — в том виде, как я их истолковываю, — схожи с восхищением и изумлением ребенка. Для многих образ старого пруда, возможно, прозаичен, но у поэта его безмятежность, указывающая на покойность трансцендентальной реальности, вызывает чувство восхищения, даже трепета, поэтому и вырывается у него восхищение "ах!". Неожиданно, среди царящего покоя, прыгает в пруд лягушка — воспринимаемая обычными людьми как презренная тварь, — нарушая тишину и наполняя звуком окрестности, безмолвные прежде. Духовный подвижник, окажись он внутренне готов [к прозрению] в данный момент, может испытать внезапное слияние звука, лягушки, пруда и себя самого в одно органичное целое, в волнующий момент вспышки пробуждения дзэн. В этом случае он имеет непосредственный опыт [переживания] космической реальности, бесконечный [а не моментальный] во времени. Но даже если этого не случится, благодаря своему обретенному интуитивному знанию он научится прозревать космическую реальность, хотя подобное и не будет для данного времени непосредственным опытом, — и постигнет взаимопроникновение всего и вся во вселенной. В один просветляющий момент он осознает, что все феномены, которые он обычно видит вокруг себя, всего лишь иллюзия; он интуитивно постигнет великую космическую истину. Среди английских поэтов ближе всего к дзэн подошли Уильям Блейк [1757–1827] и Уильям Вордсворт [1770–1850], хотя их трактовки, прекрасные каждая посвоему, различны. Разберем последние три строфы знаменитого стихотворения Блейка "Тигр": Кто ужасный млат вздымал? Кто в клещах твой мозг сжимал? А когда сошел на нет Предрассветный звездный свет, Неужели был он рад, Встретив твой зловещий взгляд? Неужели это был Тот, кто агнца сотворил? Тигр, о тигр, в кромешный мрак Огненный вперивший зрак! Кто посмел тебя создать? Кто посмел от тьмы отъять? (Перевод С. Степанова) Как и Басё, Блейка не занимает простая передача буквально понимаемого сообщения. И подобно дзэнскому коану, смысл его стихотворения больше напоминает нелепицу. Какое отношение, к примеру, имеют молот и клещи к мозгу тигра? Блейк — просветленный поэт; он передает нам проблеск (прозрение) космической реальности на том языке, который обычным людям трудно постигнуть. И трудность здесь двоякого толка: его символы глубоки, а космический опыт неизъясним (в том смысле, что даже если бы описать его в точности, те, у кого нет опыта такого рода, все равно бы не поняли поэта). Блейковское выражение [опыта] дзэн отлично от представленного выше описания у Басё. Басё прост и непосредствен, тогда как Блейк глубок и символичен. Благодаря своей простоте и непосредственности, стихотворение Басё может подействовать как катализатор на [сознание] подготовленного духовного подвижника и вызвать его пробуждение. Стихотворение же Блейка требует некоторого проникновения [в его суть]. Подвижник дзэн, медитируя на нем, как на коане, в один прекрасный день может внезапно пробудиться, прозреть его космическую истину. Поэтому можно сказать, что стихотворение Блейка пронизано философией и духом дзэн. Хотя и дзэн, и Блейк выражают лежащие в основе вселенной взаимосвязь и единство, а также все величие Высшей Реальности, их подход различен. Дзэн прост и непосредствен, Блейк таинствен и символичен. Если "Тигр" Блейка дышит неукротимостью, то начальные строки [поэмы] "Прелюдия" вызывают в нас безмятежную, но напоенную радостью картину природы, что свойственно дзэн: О, сколь блаженно это дуновенье. Оно несется с облаков, небес, лугов Зеленых оно мне треплет щеки, Само как будто в забытьи от радости, что дарит О здравствуй, вестник! Здравствуй, друг, Привет от узника, что рвется прочь Из дома, стремясь за городские стены. Философия, подход, дух этих строк подобны дзэновским. Здесь Вордсворт выражает философию спонтанности и естественности, прибегая к простому, прямому и действенному подходу [в восприятии мира], который порождает дух вселенского сознания. Все эти качества также высоко ценятся в [учении] дзэн. Однако, в отличие от случая с Блейком, здесь не видно, чтобы Вордсворт достиг пробуждения дзэн. Читая стихотворение Блейка, наставник дзэн мог утверждать, что тот пробудился к трансцендентальной реальности, чего он не мог бы с уверенностью сказать относительно Вордсворта, знакомясь с вышеприведенными строками. Когда Блейк описывает, как выковывается мозг тигра посредством молота и клещей или как его отымают от тьмы, наставник дзэн уверен, что у Блейка был непосредственный опыт [переживания] космической реальности, как покойной и неразличимой, поскольку его описания трансцендентальны. С другой стороны, описания Вордсворта и его представления
дуновения как вестника и друга, а себя как узника все еще находятся в
рамках феноменального. Поэтому философия, подход и дух Вордсворта
дзэновские, но его понимание дзэн еще не полное.
ПОНИМАНИЕ И ОПЫТ
Представьте себе, что вы наставник дзэн, а ваш ученик Вордсворт пришел к вам со своими вышеописанными строками узнать свой уровень понимания дзэн. Как бы вы ему помогли достичь пробуждения дзэн или даже обрести просветление? Вы могли бы, к примеру, сказать, что дуновение ветра приходит не с лугов, облаков либо небес, а с вашей стороны. Если это его озадачит, вы можете затем помочь ему, ударяя его по спине и приговаривая при этом, что дуновение теперь приходит отсюда. Если он осознает, что дуновение ветра приходит отовсюду, он может достичь пробуждения дзэн. Или же вы можете спросить, что сделало его узником? Если он скажет, что это дом за городскими стенами, оборвите его вопросом о том, ощущает ли он себя все еще узником, вырвавшись за городские стены. Если он ответит положительно, то спросите, из-за чего он продолжает оставаться узником. Если же он ответит отрицательно, спросите, так что же тогда все еще делает его узником. Возможно, он пробудится, услышав последний вопрос, и таким образом сможет освободиться. Если вы сумеете оценить более глубокий смысл, заложенный в воображаемом дзэновском диалоге с Вордсвортом, у вас есть ясное понимание дзэн; возможно даже, что вы уже имеете некий опыт дзэнского пробуждения. Но если у вас его нет, достигнутое понимание является хорошей основой для дальнейших занятий дзэн. Такое достигнутое вами понимание свидетельствует о том, что вы обладаете нужными "духовными корнями" для практики дзэн. До сих пор в данной книге главным образом мы интересовались пониманием дзэн. Со следующей главы мы приступим к нашим практическим занятиям, начав с объяснения главных принципов, затем ознакомимся с конкретными методами нашей практики, которая позволяет испытать [состояние] дзэн. Необходимо подчеркнуть, что в дзэн основной упор делается на непосредственный опыт, а не на приобретение знаний. И все же некоторое предварительное понимание [того, что такое дзэн] весьма полезно. Если человек безрассудно бросается в [стихию] дзэн, не зная даже, чего же он ищет, какие средства поиска есть в его распоряжении, для чего он ими пользуется и каковы признаки того, что он на правильном пути, вряд ли он добьется хороших результатов. Без такого понимания человек не готов к поискам, и можно считать, что в таком положении у человека отсутствуют необходимые духовные корни. Создается впечатление, что по какой-то причине большинство нынешних англоязычных книг по дзэн не содержат ясного и прямого рассказа о том, что же такое дзэн и что следует искать человеку, когда он решается заняться практикой дзэн. Такое положение кажется странным, особенно если учесть, что данный предмет подробно изложен на китайском языке, языке той страны, где развивался и расцветал дзэн. К тому же, зная, что простота и непосредственность являются неотъемлемыми чертами дзэн, странно видеть, как пишущие на английском языке авторы умудряются окутать дзэн нелепой таинственностью. Одна из возможных причин, почему эти авторы пишут столь загадочно, заключается в том, что они не проводят четкого разграничения между объяснением коанов и объяснением самого дзэн, и в результате все их книги уподобляются одному огромному коану, который непосвященному читателю оказывается не по плечу. Дзэн прост и ясен: если у вас в руках роза и вы спросите практикующего дзэн, что это такое, он ответит, что это роза — а не вроде того: "Если я назову ее заступом, она будет пахнуть сдобой". С другой стороны, коаны действительно предстают загадкой, но это делается не специально, а в силу того, что слушатели или читатель не постигают заложенного в них смысла. К примеру, когда ученик спрашивает наставника: "Где находится Будда?", а тот отвечает: "Будда повсюду", здесь учитель использует слова в их прямом значении. Он пытается своим ответом помочь ученику осознать, что космическая реальность (Будда) вездесуща, находится как в крошечных атомах, так и в беспредельных звездах и во всем пространстве между ними и внутри них. Но если бы обычный, не связанный с практикой дзэн человек спросил то же самое, наставник дал бы прямой и ясный ответ наподобие: "Здесь в зале есть статуя Будды", "Вы можете прочитать об этом в писаниях" или дать какие-то еще сведения, в которых такой человек нуждается. Когда наставник дзэн использует коан как средство проверки или обучения для своего ученика, предлагая решить этот коан, то очевидно, что ответ давать в этом случае он не будет, иначе теряется сама цель обучения. В других ситуациях — когда объяснение может помочь ученику понять дзэн или когда мы читаем о дзэн ради собственного удовольствия или расширения кругозора — полезно объяснить смысл коана, особенно тем, у кого нет возможности обратиться за разъяснениями к собственному наставнику. Некоторым читателям, возможно, придаст уверенности [в собственных силах] тот факт, что сами коаны прекрасно разъясняются в классических и современных книгах по дзэн на китайском языке. Также удивительно и то, что большинство книг по дзэн на
английском языке чаще всего вовсе непригодны для того, чтобы помочь
читателю в практическом постижении дзэн, несмотря на их частые
заявления о том, что дзэн — это опытная, а не рассудочная дисциплина.
И я надеюсь, что следующие главы помогут преодолеть данный недостаток.
Вон Кью-Кит
«ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ДЗЭН» Пер. с англ. А. Гарькавого. М.: ФАИР-ПРЕСС, 1999. Выложено на сайте |